СВАНЕТИЯ - 91 (или  Сванетия   ЗАОБЛАЧНЫЙ СЕНОКОС-2  - спустя 5 лет   в гостях у Серапиона)

Посвящается Серапиону, Шушани, моей жене Наташе и дочери Анне

Верхняя Сванетия находится в центральной части Главного Кавказского хребта, в северо-западной части Грузии, между 42 48' и 43 15' сев. широты и между 59 30' и 61 00' вост. долготы и занимает площадь 3154 кв. км. С севера и востока ее окаймляет Гл. Кавказский хребет, с юга   Сванский. Сванский хребет примыкает непосредственно к Гл. Кавказскому хребту и этим замыкает Верхнюю Сванетию с востока. С запада район отделен хребтом Хурум. Вся Верхняя Сванетия расположена в верховьях бассейна реки Ингури. (Материал из Википедии   свободной энциклопедии)



Этот район Кавказа, сохранившийся благодаря длительной изоляции, демонстрирует уникальное сочетание высокогорного пейзажа и деревень, сберегших свой средневековый облик. В местных селениях сохранилось множество необычных строений   это каменные дома-башни, которые использовались одновременно как жилье и как сторожевые посты для защиты от частых вторжений (сайт ЮНЕСКО  Всемирное наследие )

Сванетия   корона бриллиантов центрального Кавказа. Ей можно только восхищаться! Здесь красота гор и земли Сванетии удачно дополняют друг друга. Однако, главным богатством этой страны являются люди. Поначалу они могут показаться слишком простыми. Они говорят, что думают и делают, что говорят. Своим жизненным принципам они учатся у великого учителя   природы Сванетии. Никогда ни одного завоевателя не было здесь и не будет. Наверное, у сванов есть ген свободы. Они так же свободны, как облака между горными вершинами. Добро пожаловать в Сванетию! (официальная Интернет-страничка компании SVANETIA OUTDOOR CLUB)

Кто не был в Сванетии, тот не был в Грузии (официальная Интернет-страничка www.svaneti.ru)



 Ай! Анатолий!... Харьков! Украина!  - только и сказал Серапион, когда понял, кто стоит перед ним, и слёзы радости покатились по его щекам. Да и у меня защипало в носу и глазах, и мы крепко обняли друг друга  Пять лет мы не виделись, но всё что было тогда, в 1986 году, хорошо помнилось, было свежим и чистым, радостным и немного печальным 

На дворе был 1991 год. В феврале мы с Наташей поженились и дожили уже до августа. Хотелось совместно попутешествовать и для этого оставалось не так уж много времени. Мою идею-фикс - поехать летом в Сванетию жена приняла не сразу. Не смотря на значительное количество и успешный опыт наших совместных вылазок в Крыму и даже две поездки в Фанские горы (одна из них   в качестве свадебного путешествия), вероятность этой поездки оставалась под большим вопросом. Всё дело было в токсикозе   этом кошмарном спутнике беременности. Наташу преследовала тошнота. А я убеждал её, что  когда мы вдохнём горного воздуха, и когда будем пить чистую ледниковую и родниковую воду, тогда  . И мне удалось её уговорить. Теперь, когда моя дочка спрашивает:  Папа, а когда я первый раз была в горах? , я уверенно отвечаю, что это произошло 18 лет назад.
Последним препятствием стало объявление по радио (в день отлёта) о чрезвычайном положении в стране и попытке государственного переворота. Через две недели, в горной деревне Ипари, местные горцы будут приходить в дом, где мы жили, и поздравлять нас с  освобождением Украины от   . Может не поедем?   спрашивали мы друг друга. Но поехали (вернее полетели), и уже через сутки расквартировались в  Зеленом вагоне  (вагончике-бараке зелёного цвета) при гостинице  Чегет .
Не смотря на ГКЧП, в Приэльбрусье ничего не изменилось. Не поменялось взаимное расположение гор, солнце также всходило на востоке, а вода в речке Баксан также бежала сверху вниз. Посвятив полтора дня Терсколу,  Поляне нарзанов  и шашлыкам, мы, вместе с нашими рюкзаками, на Чегетской канатке поднялись на самый верх. А оттуда взяли ориентир на перевал Накра (он же - Донгуз-Орун).
Три часа подъёма переместили нас из цветущих полян на каменистые склоны со множеством ржавых металлических предметов   гильз разного калибра, обломков оружия   орудий и автоматов, и даже половинки альпинистских кошек немецкого производства времён второй мировой войны. Кошки, кстати, были очень даже ничего себе. Полсотни лет они тут пролежали во льдах, под солнцем, на открытом воздухе, доступные всем дождям. Там были винтики и гаечки для регулировки размера. Я капнул на резьбу машинного масла, приставил отверточку, и винтик открутился. Почти без усилий. Как вам это? И как вы относитесь к немецкому качеству?
Несложный путь, по не очень крутому снежно-ледовому склону, вывел нас на перевал, и дальнейший путь порадовал не только сменой подъёма на спуск, но и изменением палитры цвета, запахов и звуков. Если до того мы видели только коричневые камни и грязно-бело-серый снег, то теперь нас окружало марево ярких разноцветных растений, их пьянящий аромат (вместо запаха снега, скал и солнца) способствовал лёгкому головокружению, а незатейливая и беззаботная песня птиц и кузнечиков контрастно отличалась от завывания ветра с северной стороны перевала. Вообще, это особенное жизненное наблюдение   за два-три часа существенно изменить среду своего обитания и при этом отметить, как изменяется твоё собственное настроение, ощущения и восприятие окружающего пространства. Очень повеселела моя жена   Наташа, и решительно потребовала вернуть ту часть вещей, на которую я её разгрузил при подъёме на перевал. Собственно, это уже была Сванетия, радостный и весёлый уголок нашей Земли. На каком-то пригорочке мы сделали остановку и долго сидели, любуясь зелёной долиной под нами. Аура спокойствия и благополучия заполняла нас, время изменило свою текучесть и ушли в небытие  срочные и важные дела . Наступило  ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС   Здравствуй, СВАНЕТИЯ!
И как-то незаметно всё стало меняться. Дело шло к вечеру и приметы скорого его наступления стали визуально наблюдаемы. Прямо на глазах сгущались и темнели краски ущелья, воздух становился влажно-сладким, а небо   тёмно-серо-фиолетовым. Тяжёлые, но ленивые тучи неспешно затягивали пространство над нами. Наступало преддверие затяжного мелкого дождя, но оно не было пугающим. Долина была тёплой и казалась очень безопасной. Первые кустарники и мелкие деревца на пути нашего спуска дали повод подыскать площадку для палатки. Удалось собрать немного дров для костра, и вскоре нехитрый ужин был приготовлен и съеден нами уже в палатке, под аккомпанемент дождя.  Вот доберёмся до Серапиона , - фантазировал я вслух, -  Он обрадуется и зарежет поросёнка, и Шушуни приготовит вкусное жаркое  . Под эти кулинарные мечты мы и заснули.
Утро было блестящим и сияющим. На всех цветах в капельках росы искрились солнечные лучики. Озабоченно гудели пчёлы и шмели, стрекотали кузнечики. Оглушительно и звонко, на  сто голосов  пели птицы. Наверно они кричали нам:  Вставайте, сони! Новый день уже наступил! . Короче говоря, жизнь кипела! Совсем близко внизу приветливо темнел лес   хотя и дремучий, но вовсе даже не страшный, но могучий и красивый. А солнце, подымаясь с каждой минутой всё выше и выше, уже прилично припекало.
Спусковая тропа была не очень крутой, а когда мы занырнули в прохладный сумрак елового леса, то частыми стали пологие длинные участки. Хвойный аромат бодрил и заряжал энергией. Красновато-жёлтая мозаика солнечных лучей, проникших сквозь густые кроны до основания деревьев, причудливо изукрасила и расцветила подложку из сухой хвои и могучие основания реликтовых сосен и елей. Из такого леса совсем не хотелось уходить. Настоящая тропа здоровья, сплошная солнечно-хвойная медитация 
 Толя, а этот гриб съедобный? , - спрашивала Наташа, и я отвечал, чтобы собирала все грибы, а потом разберёмся. Временами мы прерывали спуск, наткнувшись, то на малину, то на землянику. Иногда отдыхали на изумрудной траве у звонкого ручейка. Это был счастливый и беззаботный день. В этот день мы всё время только спускались   и это было чертовски приятное занятие.
Под вечер мы поставили нашу палатку на чудесной лесной полянке недалеко от древнего и заброшенного бревенчатого домика. Тропа стала совсем пологой и довольно широкой. Ощущалась близость жилья и людей, на это указывало множество примет. С большими предосторожностями (и опасениями) мы перебрали наши грибы и сварили их, а потом с чувством глубокого удовлетворения употребили их в пищу и завалились спать.
Кто встречал рассвет в девственном лесу, тот знает, как красиво поют птицы, приветствуя восход солнца! Тут было прямо-таки райское пение на много десятков голосов и тональностей. Мы высунулись из палатки и наслаждались не только звуками, но чудесным зрелищем пробуждения горного леса. Клочья и полосы тумана, как живые, двигались и клубились вокруг стволов. Солнечные лучики расцвечивали эти туманные образования, они вспыхивали, загорались и искрились, и также искрились тысячи огоньков, отражённых от росинок на траве, листьях и цветах. И всё это менялось каждое мгновение, одна картина следовала за другой. Мы чувствовали себя зрителями в первом ряду на прекрасном и феерическом спектакле-концерте. И вот, новое действие   к птичьим песням добавляется новая, чудная и необычная. А вот и исполнители   это же прямо натуральные Дон-Кихот и Санчо Панса. По тропе, причудливо украшенной солнцем и туманом, не спеша, едут два всадника, один маленький и толстенький   на ослике, второй, худой и высокий, на коне. И они поют в два голоса какую-то красивую грузинскую (или сванскую?) песню. У них это здорово получается. Слова нам непонятны, но в песне простор и радость, утро и солнце, задор и отвага, и много чего ещё. Всадники поравнялись с нами и очень церемонно и красиво поздоровались. Вблизи стало видно, что они очень весёлые и бывалые люди. Явно, местные сваны (оба в сванках)   крестьяне, пастухи, лесорубы   с обветренными и загорелыми лицами. Кстати, это были первые встретившиеся нам сваны.  Хоча ладых! Здравствуйте! , - кричим и мы, и наше знание местных приветствий приводит их в ещё более весёлое настроение. Они о чём-то по-свански радостно переговариваются между собой, оживлённо жестикулируя и показывая друг другу на нас руками, потом заразительно смеются, кричат нам пожелания доброго пути, и также не спеша, отправляются дальше. Их уже не видно за деревьями, но слышна опять их необыкновенная песня. Постепенно затихают звуки пения и мы снова только вдвоём. Эта необычная встреча с двумя горцами дарит нам просто гигантский заряд хорошего настроения. Но пора и нам выползать наружу и принимать участие в следующих действиях этого спектакля.
Судя по всему, грибы были вполне съедобными, так как чувствуем мы себя неплохо. Умывание в ручье, костёр, чай, завтрак, упаковка рюкзака, и в путь. Тропа, лес, нарзан, дорога, селение Накра, много-много сванов. Да, мы уже совсем в Сванетии. Попутная машина до Местии. Музей Хергиани опять закрыт. Ещё дорога, солнце и пыль. И, наконец, опять лесная тропа. Подъем, тишина, заросли орехов. Мы преодолеваем небольшой перевал и попадаем в Верхнюю Сванетию. Прямо под нами и перед нами   село Ипари. Влево вверх   долина реки Ингури и, невидимые отсюда, селения Кала, Жабеши и Ушгули. С первого дня нашего путешествия я рассказывал Наташе, как встретит нас Серапион, какой стол нам накроют, какое будет угощение. Хачапури и зелень, сыр и молоко, яйца и свинина  Она уже очень ждёт этой встречи, и настроилась на серьёзное застолье.
Вокруг полное безветрие и ленивое вечернее спокойствие. Солнце уже не жаркое, но ласковое и доброе. Всё окрашено его мягким жёлтым цветом. Некрутой спуск в Ипари. Пытаюсь вспомнить, где находится дом Серапиона. Вроде где-то здесь, но не узнаю места. Спрашиваю вышедшего из дома свана, как найти Серапиона, и тут же узнаю в этом сване Серапиона 
 Ай! Анатолий!... Харьков! Украина!  - только и сказал Серапион, когда понял, кто стоит перед ним, и слёзы радости покатились по его щекам. Да и у меня защипало в глазах, и мы крепко обняли друг друга 
Словно и не было этих пяти лет. Серапион и его жена Шушуни не изменились. Не поменялись двор и дом, река, сад, огород и родник под камнем. Всё, всё такое же. Лишь на другой день, увидав красавицу Нато и юношу Сосо, которых я запомнил совсем ещё детьми, понял, что времени прошло немало. Всё очень радостно и сердечно, всё просто супер, но  застолья нет! Сухие лепёшки и родниковая вода  Оказалось, что сейчас в Сванетии   самый пик серьёзного поста, который закончится лишь через несколько дней, 28 августа. В этот день заканчивается пост и празднуется День Поминовения всех Усопших. И поэтому пища употребляется пока самая, что ни на есть скромная (или скоромная). Ну что ж, пост, так пост. Поголодаем пока.
И начались трудовые будни. С раннего утра, ещё по холодку, мы поднимаемся в горы и занимаемся сенокосом. Наверху - ни облачка. Исполином высится над нами Ушба. И ещё сверху почти всё время парят 2-3 орла. Со всех сторон (на периферии зрения) краснеет иван-чай и синеет небо. Плюс желтизна уже скошенной и подсохшей травы. Жара одуряющая. Пьянящий аромат горного разнотравья. Просушенное сено граблями и вилами переносим и перетаскиваем в одно место, укладываем в стога, а уже готовые стога транспортируем в нижнюю часть склона. Под вечер укладываем сено на деревянные сани, запряженные быками. Быки тянут сани в деревню (полтора-два часа спуска с гиканьем и криками  хоп-хоп , с риском опрокидывания саней). Кто-то сидит на верхушке поклажи из сена, остальные идут за санями. Дома перебрасываем сено с саней на сеновал.
Что я могу сказать? Физическая работа на свежем воздухе, в условиях высокогорья и небольшого кислородного голодания, плюс родниковая вода и экологически чистая простая крестьянская пища (чёрствые лепёшки) очень благотворно влияют на протекание беременности. Токсикоз куда-то отступил, и Наташа самозабвенно сражалась с сеном на крутых горных склонах. Самочувствие у неё было просто замечательное (да простит мне она эти строки). Утолить жажду время от времени можно было водой из ручья или малиной в ближайшем кустарнике. Вечером мы засыпали, лишь только голова касалась подушки.
Здесь, в далёком горном селении, до нас дошли вести про объявление  незалежности  Украины. Нас приходили поздравлять местные жители, что-то рассказывали про своего героя   Гамсахурдию (тогда он был в большом почёте и портреты его висели в домах у многих), поднимали тосты за свободу и независимость (чудесные грузинские вина  Вазисубани  и  Эрети  стоили всего полтора рубля за бутылку 0,7л). Утром мы опять вставали рано и шли на работу. За неделю мы практически закончили уборку и транспортировку сена. Что ещё запомнилось? Вот несколько этюдов-воспоминаний.
 Раннее утро. Уже всё видно вблизи, но солнце ещё не взошло, кустарники и лес смотрятся чёрными или тёмно-синими пятнами. Белеет тропа перед входом в лес. Клубится туман, размывая очертания домов и огородов. Окраина селения, где заканчивается относительно горизонтальная поверхность, и начинаются косогоры, заканчиваются поля-огороды и начинается лес. Несколько сванов-мужчин курят едкие и горькие сигареты  Астра  без фильтра. Сигаретный дым не улетает вверх и не развеивается, а тут же плавает вокруг курильщиков. Зябко и сыро. Мужчины в телогрейках, у некоторых подняты воротники. Почти у всех с собой топоры. Такие удивительные сванские топоры с очень длинной ручкой. Неспешный, вполголоса, разговор. Красивые, ласкающие ухо гортанные слова.  Ачме палахи,  Лантехи,.. ниц  . Подходим мы с Серапионом, и видимо, для меня, переходят на русский язык. Очень деликатны местные люди. Мы здороваемся и вливаемся в кампанию. Я курю вместе со всеми горькую отсыревшую сигарету и совсем не чувствую себя чужим. Меня приняли уже как своего, я чувствую это каким-то шестым чувством. Не только Серапион, а и все остальные. И это согревает. Сейчас ещё минут пять все покурят, обсудят свои нехитрые новости, а потом разойдутся по лесным тропинкам на свои сенокосные делянки. Что интересно, мне не довелось видеть в Сванетии ругающихся людей. В разговоре сваны всегда доброжелательны, приветливы и улыбчивы. Лица их мудры, спокойны, будто что-то такое они знают, какой-то секрет 
А вот другое воспоминание. Высоко в горах. Делянка Серапиона. Раздвинувшая в стороны лес, вертикальная полоса травы в несколько сотен метров длиной и от тридцати до сотни метров шириной. Нижняя часть выполаживается и изумрудно зеленеет более яркой и мокрой, от протекающего понизу ручья, травой. Верхняя часть теряется за перегибом горного склона на голубом небесном фоне. Серапион сидит на земле, широко раскинув ноги. Между ног вбит в землю деревянный кол с накрепко привязанным сверху камнем. У камня закруглённая отполированная поверхность. Приложив к поверхности камня край лезвия косы, Серапион ритмично бьёт по нему молотком, с каждым ударом сдвигая косу. Так происходит грубая правка деформаций лезвия, возникших после того, как  нашла коса на камень . Извиняюсь за лирику, но так оно и было. Время от времени коса попадала в кочку или чиркала о камень. Серапион сосредоточен, голова его согнута над каменной наковальней, всё туловище замерло и неподвижно, только руки методично выполняют точные и размеренные движения. И вот, молоток отложен, руки проносят косу вдоль глаз (визуальный осмотр), и точильный брусок завершает правку режущей кромки косы. Кому доводилось косить, тот всегда узнает эти характерные звуки  вжик-вжик , когда отбивают косу. Но вот и коса отложена. Не вставая с места, Серапион чуть откидывается назад, опираясь прямыми руками о землю за своей спиной. Голова чуть приподнята, рассеянный взгляд устремлён туда, где сходятся небо и земля. Я понимаю этот взгляд, и это настроение. Это беззвучный, без слов, разговор с небом, травой, с солнцем и деревьями. На Серапионе тёмно-синяя холщовая рубаха, чёрно-серые штаны, заправленные в сапоги, на голове традиционная для местных жителей сванка   серая шерстяная полукруглая шапочка. Лицо загорелое и усталое. Седая щетина. Струйка пота от виска к шее. В глазах   доброта и спокойствие, немного лукавства.  Эй, Анатолий! Давай будем обедать! Перерыв! , - кричит он и тянется рукой к узелку со снедью. Еда завернута и завязана в белый женский платок. Бутылка с молоком, две кружки, вареные яйца и лепёшка. Полулёжа на траве, мы быстро подчищаем всё содержимое белой скатерти-платка. И вот можно растянуться навзничь и немного полежать. Натруженные ноги и поясница входят в какой-то ментальный контакт с травой и землёй, что-то перетекает в землю, а что-то, наоборот, из земли в ноги. Глаза закрыты, и обостряется слух. В левом ухе успокаивающе журчит ручей, а в правом - всякие разные травяные шорохи. Эй, вы, композиторы от природы! Вот здесь, в этих местах вам надо подслушивать земные мелодии!..
А вот домашняя сцена. Мы вернулись с работы в деревню. Серапион устало садится на табурет, с трудом стягивает с ног сапоги и разматывает портянки. Шушани помогает ему. Потом она приносит белый алюминиевый тазик и наполняет его тёплой водой, подогретой в ведре на плите. Серапион ставит ноги в тазик, морщится от горячей воды и с наслаждением шевелит пальцами. Шушани моет ему ноги, сидя рядом на корточках. Серапион очень устал, устали его ноги, и сейчас ему хорошо. В его взгляде, обращённом на жену, любовь и благодарность. В глазах Шушани тоже любовь, ещё беспокойство и заботливость. Пожилой усталый мужчина, вернувшийся с работы. Пожилая женщина в чёрной одежде, весь день работала в огороде, у плиты, занималась уборкой, стирала, кормила скотину. А теперь моет мужу ноги. Нет стеснения, нет униженности. Всё очень естественно и нормально. И я это понимаю именно сейчас, так как раньше этого не видел никогда, ни в своей семье, ни в других.
Однажды, на сенокосе, в обеденный перерыв, приходит мальчишка с соседней делянки и просит меня сходить с ним на его сенокос и сфотографировать его бабушку. Не очень-то охота вместо  полежать  идти по косогорам куда-то, но я иду за мальчиком. Наконец, мы на месте. И вот  бабушка  - это пожилой добродушный сван с косой в руках. Я фотографирую, мы смеёмся. По-местному, старик называется  баба  с ударением на втором слоге. Мальчишка плохо ещё знает русский язык, и дедушка, то есть баба, превращается в  бабушку .
Еще одна домашняя сцена. Дворик усадьбы Серапиона. Промежуток между задней частью дома и огородом. За огородом небольшая полоса кустарника, и далее   речка Ингури. Её шум   не слишком громко, но вполне отчётливо   доносится до нас. На зелёной кучерявой траве сидит Серапион и в небольшой фарфоровой плошке давит и переминает деревянным пестиком смесь из нарезанного мелко чеснока, соли и сухой приправы  уно-сунели . Он даже не зашёл в дом, а сразу примостился на дворовой лужайке, как только мы зашли во двор, вернувшись с работы. Шушани подносит к месту действия различные ингредиенты и инструменты. Кое-что не выносится из дома, а срывается прямо с грядки. Мы, как зачарованные, тоже не заходим в дом, и, примостившись рядом, наблюдаем за Серапионом. Он и хозяйка обмениваются минимальным набором слов. И мы, скорее догадываемся, чем понимаем, что здесь, на улице, и будет вечерняя трапеза. Очень аппетитный и ароматный запах слышен даже в 3-4 метрах от Серапиона. За те десять-пятнадцать минут, в течение которых Серапион колдовал над приправой, Шушани постелила на траве скатерть и расставила на ней тарелки и кружки, блюдо с лепёшками и сыром, миску с вареными яйцами и картофелем, пучки свежей зелени с огорода, кувшин с молоком. И вот, Серапион ставит плошку с приправой на скатерть, отводит руки в приглашающем жесте и говорит:  Кушайте, пожалуйста! . Мы макаем в приправу кусочки лепёшки или картофеля   это необыкновенно вкусно (и сейчас я делаю иногда эту приправу). Всё происходящее является настолько ярким, пронзительным, чистым и свежим, что возникает ощущение собственного участия в качестве актёра в потрясающем спектакле (или кинофильме), и думаешь, а сможет ли потом зритель ощутить ещё и запахи, и вкусовые оттенки?...
Так незаметно, в сенокосных делах, пробежало несколько дней, а скорее даже   целая неделя. Собственно, мы особенно и не думали о времени, как бы растворились в нём. Не было у нас и намеченной даты отъезда. И вот наступил вечер, когда Серапион сказал, что завтра будет очень большой праздник и на работу мы не пойдём. Праздник назывался днём поминовения (или поминания) всех усопших, и этим днём заканчивался пост. По традиции сюда, в горную деревушку, приезжали родственники из городов, чтобы на могилах своих предков помянуть их светлыми словами и стаканчиком араки. В деревне появилось много приезжих, со всех сторон слышались радостные слова приветствий. Потянулись дымки из труб и запахло свежеиспеченным хачапури. И вообще, на лицах   радость и свет. По большому счёту, закончен сенокос, сено высушено и перевезено в дома, решена главная летняя забота   чем кормить зимой скот.
Ранним утром, на залитой солнцем лужайке перед домом, Роберт (племянник Серапиона) безопасной бритвой брил поросёнка, предварительно намылив его. Поросёнок повизгивал, но не особенно трагично. Рядом на земле стояла плошка с мыльной водой и помазок для намыливания. Удивлению моему и Наташи не было предела. В наших краях обычно свиней сначала закалывали, а потом уже была процедура осмаливания его паяльной лампой или соломой. А здесь  Живого поросёнка тщательно бреют, периодически проверяя пальцем гладкость его кожи. И никто не держит поросёнка, и поросёнок не очень-то сопротивляется. А бреет поросёнка (причём уверенно и искусно, я сказал бы даже   профессионально) совсем почти мальчик. Он смеётся, о чём-то разговаривает с поросёнком, и лишь слегка придерживает его своими коленями. На расспросы Наташи он со смехом (но при этом и с полной серьёзностью на лице) отвечает, что скоро поросёнка будут готовить, и поэтому надо избавить его от щетины. Чудеса!... Ещё раз замечу, что картина идиллическая, совершенно нет чувства ужаса, страха или предстоящего убийства. Все спокойны, деловиты, никто не обращает внимания на Роберта и поросёнка, по двору расхаживают невозмутимые курицы, выискивая козявок и зёрнышки. Да и сам поросёнок почти терпеливо переносит манипуляции на своей шкуре. Вот сейчас Роберт закончит, вытрет его влажной тряпочкой, обрызгает одеколоном, и поросёнок побежит опять играть со своими друзьями на чудесном зелёном дворе  Я подумал ещё, что вот он, тот самый поросёнок, которого я обещал Наташе неделю назад.
Серапион надевает свой самый парадный костюм, тщательно бреется. Лицо его сияет. Шушани остаётся в доме   она занята приготовлением праздничного обеда. А мы   Серапион, Наташа и я   отправляемся в другой конец деревни, к небольшому деревенскому кладбищу рядом с приземистой каменной часовней. Там уже полно людей, все в праздничных одеждах, нарядные, торжественные и весёлые. По каким-то, еле уловимым, признакам можно отличить местных от приезжих (городских). С удовольствием отмечаю про себя, что мы сейчас относимся к местным. Под стеной часовни расставлены столы и на них   тарелки, лепёшки, закуски, стаканчики и кувшинчики. Вокруг стола собираются мужчины. Все стоят, стульев нет. Для женщин   отдельный стол поодаль. Начинается поминовение. Наливается арака в стаканчики, наливают и мне. Полтора года я не употреблял спиртного после прививки от собачьего укуса, срок выдержан, можно и закончить воздержание. Произносятся красивые тосты в память умерших предков, воздаётся честь и хвала их труду, делам, достойным поступкам. Все веселы. Нет горечи и скорби, нет уныния и грусти. Пьют за усопших, но каждый тост чокаются. Напомню, что у нас поминают, не чокаясь. А здесь считается, что поминаемый незримо присутствует рядом, и пить за него надо, как за живого, это будет приятно для него. И грусти быть не должно, это ведь может не понравится поминаемому. Такие тут обычаи.
К нашей компании прорывается Наташа. Она привыкла, что я давно не употребляю алкоголя и пугается, что это может повредить мне. Рослый и представительный сван, тамада за нашим столом, просит меня  успокоить свою женщину . Я отхожу ненадолго от стола и успокаиваю Наташу, объяснив, что  послепрививочный  карантин вполне можно закончить. Наташа возвращается в женскую компанию. Они там произносят свои женские тосты, тоже выпивают и закусывают. Никогда больше, ни до, ни после, не встречалось мне такого разделения   на мужскую и женскую компании   на общем празднике. А за столом чередуются один за другим тосты, льётся красивая и витиеватая речь, чередуются сванский и русский язык. Серапион тихо говорит мне, что тосты на русском языке связаны с моим присутствием, чтобы мне было понятно. Остро пахнут закуски, выделяются запахи сыра, киндзы и араки. На голубом небесном фоне редкие белоснежные облака. Вокруг стола, среди собравшихся людей царит аура радушия и доброжелательности. Это действительно праздник. Всё похоже на совместную молитву, кусочки которой по очереди произносят собравшиеся.
Пустеет стол и общая компания разделяется на отдельные небольшие группы. Обмен воспоминаниями и впечатлениями. Кто-то и что-то рассказывает мне. Меня часто похлопывают по плечу, жмут руку и говорят слова одобрения. Я изрядно захмелел и радостно отвечаю собеседникам взаимностью.
Но вот мы уже идем с Серапионом домой. Там нас ждёт домашнее застолье. Километровый путь растягивается на час. По дороге   встречи со знакомыми Серапиона и задушевные разговоры с ними. Всё население Ипари сейчас на улице. Приветливость и радушие на лицах.
Домашнее застолье. Тихий семейный разговор. Много вкуснятины. Всё свежее, только что приготовленное. Серапион поднимает тосты за нас с Наташей, желает нам счастья и удачи, мы поднимаем ответные тосты. Нам хорошо и уютно, мы очень и очень даже сыты, нам тепло в этих стенах, в окружении этих людей. На улице темнеет, зажигаются огоньки, слышатся голоса, пение. Совсем безветренно и тепло. Очертания гор посинели и затягиваются туманом. Почти закончился этот день. Но...
Возникают какие-то другие, с иной тональностью, голоса, возникает тревога. Потом крики и плач. Люди с факелами и озабоченными лицами. Больше нет праздника. Потерялась маленькая девочка. Вся деревня ищет её. Прочёсывают кустарники и укромные места. В темноте хорошо видно, как на всех окраинах деревни двигаются огоньки. Девочку ищут долго, всю ночь. И не находят. А утром приходят страшные вести   тело девочки находят в другой деревне, много ниже по течению Ингури. Она упала вечером в реку, и бурные воды унесли её прочь. За что такая жертва? Как нелепо это и неожиданно! И теперь в деревне, во всех семьях   скорбь и бессилие, горечь и сожаление. Ведь все здесь, как одна большая семья, и эта потеря отдаётся раной в сердце каждого. Горько и печально. Не справедливо. Хмурое и туманное утро с мелким дождём. Усталые лица и заплаканные глаза, понурые фигуры и безвольно опущенные плечи. Какой чудовищный контраст со вчерашним радостным и солнечным днём. Люди не разговаривают и не смотрят друг на друга, отводят в сторону взгляды. Будто каждый чувствует себя виновным 
Мы с Наташей собираемся и пакуем рюкзаки. Шушани готовит нам в дорогу продукты   лепёшки, сыр, яйца, зелень. Прощаемся с хозяйкой и домом, неспешно покидаем деревню. Серапион провожает до околицы, целует и обнимает, говорит прощальные слова. Мы обещаем обязательно вернуться, и некрутая дорога уводит нас вверх. Последний взгляд на Ипари в окружении зелёных холмов. Да, сегодня в Ипари траур. До свидания, Серапион и другие жители Ипари. Примите и наши соболезнования.
А потом   Местия с дождём, автобус на Зугдиди. Дорога вдоль Ингури, которую мы теперь воспринимаем, чуть ли не враждебно. Мы видим затопленные участки реки, образовавшиеся после постройки Ингурской ГЭС, чёрные стволы мёртвых деревьев, торчащие из воды. Под дождь и качку автобуса хорошо дремлется и постепенно события ещё утренние, а тем более вчерашние переходят в разряд бывших, прошедших, прошлых  Зугдиди, электричка, Сухуми, поезд, Харьков  Завершился наш поход, наше приключение. А ведь вместе с нами в этом походе был и третий участник, наша ещё не родившаяся тогда дочка Аня. Сегодня ей уже 17 лет, и когда она спрашивает меня,  когда она впервые была в горах? , я отвечаю, что это было летом 1991 года, и этими горами была Верхняя Сванетия   удивительная и красивая страна, в которой живут мужественные, гордые и красивые духом люди.


Сванетия, август 1991 г. - Харьков, март 2009 г.

серия: ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ.

ОТ АВТОРА (вместо вступления):   Автор подтверждает, что все написанное в настоящем тексте является абсолютной правдой   - http://proza.ru/2009/10/30/49